КРАСНЫЕ ТУФЕЛЬКИ. Китайская проза XXI века

327 Ш э н К э и • С ФИ Н К С А я рада безумно. Вот так, не прилагая особых усилий, одним махом скинула тяготившее душу бремя. А потом со всей пылкостью, на какую была способна, принялась притворно успокаивать, мол, все нормально. Верблюд, похоже, готов был умереть, но доказать, что может найти эти потерянные очки. Я тоже не упустила случая про- никнуть в его внутренний мир, убедить, что перед ним не посланная на время плоть и что он не совершает бессмысленное совокупление. Секс — это вообще большое безрассудство в жизни человека, а что касается бродящего по далеким сибирским равнинам изгнанника, не вижу, зачем он вообще нужен, если не наделять его смыслом. Вот чего Верблюду совсем не надо было делать — так это увлекать меня в сторону, на каллиграфию. Для такого слишком любящего по- кой человека, как я, снова изучать каллиграфию — просто самооско- пление, все эти взмахи кистью убивают желания, как удары ножом отсекают мошонку. Поэтому, как только он переводил разговор с люб- ви на иероглифы, я тут же раскидывалась и начинала соблазнять его. А он все никак не мог найти очки. Как-то я ненароком заговорила о родных местах, упомянув, что в деревне еще есть люди, которые спят на кроватях с цветочной резьбой поздней Цин. Верблюд тут же загорелся желанием отправиться за этими сокровищами. Лопух решительно поддержал его, и вскоре мы втроем уже были в пути. Увидев меня с двумя мужчинами сразу, мама прищурилась и усмехнулась. Отец пожарил рыбы, зарезал курицу, стар- ший брат отправился в поле и принес полкорзины угрей*. После этой бойни весь задний двор дома был залит кровью. Стол отец поставил на свежем воздухе, под софорой, принес рисового вина собственного изготовления, и, овеваемые деревенским ветерком, мы сдвинули рюм- ки. Ему понравились эти прибывшие издалека гости, и после третьей рюмки пошли рассказы о революционном прошлом. Верблюд очень заинтересовался, его отец тоже принимал участие в революции. Лопух пытался пообщаться с моим пятилетним племянником, но необычные вопросы мальчика повергали его в смущение: «Почему у тебя на штанах столько карманов? Ты — мужчина, а почему носишь сережку в ухе? А где в городе заходит солнце?» Мама тут же отвела меня в сторону и принялась расспрашивать: этот, что ли, с сережкой в ухе? Чем более она принимала все всерьез, тем больше давила на меня. И появись я в следующий раз без Вер- блюда, она со своими консервативными взглядами так бы меня рас- катала, что живого места бы не оставила, ее убийственные козыри я давно уже на себе испытала. Вообще-то я и сама еще не разобра- лась, что он, в конце концов, за человек, этот Верблюд. Призаду- *Имеется в виду залитое водой рисовое поле.