ПОГРАНИЧНЫЙ ГОРОДОК. Китайская проза XX века

— 182 — Шэнь Цунвэнь ≜Ң᭛ — А парень сказал: передо мной мельница и переправа, я сперва хотел переправу, а сейчас решил, что возьму мельницу. На пароме ра- ботать надо, не так надежно, как с мельницей. Расчетливый парень. Этот человек был торгашом из Мичана, поэтому тщательно взве- шивал слова; он понимал, о каком «пароме» идет речь, но ничем это- го не выдал. Увидев же, как медленно шевелятся губы старого паром- щика, словно он хочет сказать что-то, тут же пресек такую возмож- ность: — Судьба все решает, от человека ни капельки не зависит. Вот бед- ный Далао из семьи Шуньшуня, такой видный парень был — и утонул! Эти слова пронзили сердце паромщика, и он проглотил все остав- шиеся вопросы. После того как человек из крепости высадился на бе- рег и ушел, старый паромщик остался тоскливо стоять на своей лодке, надолго оцепенев. К тому же при воспоминании о давешней холод- ности Эрлао, когда тот переправлялся через реку, ему стало совсем грустно. Цуйцуй весело резвилась возле пагоды и пришла на утес, желая, чтобы дед спел ей, но дед не обратил на нее внимания. Тогда она в сердцах сбежала к берегу и там лишь увидела, насколько подавлен- ный у него вид, но причины того не поняла. При виде ее радостного, загоревшего дочерна личика паромщик натянуто улыбнулся. На том берегу появились путники с добром на плечах, и он молча повел лод- ку к ним, однако же, добравшись до середины реки, громко запел. После того как люди переправились, паромщик спрыгнул на пристань и подошел к Цуйцуй, все еще нехорошо улыбаясь и потирая рукой лоб. — Дедушка, ты что? — спросила Цуйцуй. — Перегрелся? Полежи в теньке, а о лодке я позабочусь. — Иди занимайся, хорошо, ведь эта лодка тебе же и достанется. Дед как будто и впрямь получил солнечный удар, на сердце его было тяжко, и, хотя перед Цуйцуй он крепился, зайдя в комнату, нашел фар- форовый осколок и несколько раз вонзил себе в плечо и в бедро, вы- пустив темную кровь, после чего улегся на кровать и заснул. Цуйцуй осталась на лодке, предоставленная сама себе, со странной радостью на душе. Она подумала: «Если дедушка не будет для меня петь, то я и сама умею!» Она пела очень долго, а дед лежал на кровати, смежив очи, и слушал песню строфу за строфой; на душе его было муторно. Он, однако же, знал, что это не та болезнь, что может свалить его, и что завтра он снова будет на ногах. Он решил на другой день отправиться в город посмотреть, что творится на улице Хэцзе, к тому же вспомнил о многих других делах.